Государство либерального демократизма и его социальная теория

Древнее рабство? Сейчас рабство

такое, по сравнению с которым

древнее  рабство – сущий пустяк.

Иван Бунин1.

.

Утрачено всякое представление о

 добре и зле, о прекрасном и уродливом…

Какое отсутствие уважения! Какое

 невежество! Какая путаница!…Все

 было поддельно: поддельный реализм,

 поддельная армия,поддельный кредит,

 даже распутные девки – и те

                                                                                     поддельные.

Какая глупость, какое невежество!

Какок самомнение! Мои соотечест-

венники вызывают у меня рвоту. Их

 можно повесить на одном дереве...

Флобер,  письма к  Жорж Занд.

Когда многие надеялись, мы говорили им: это не вы-

здоровление, это румянец чахотки. Смелые мыслию,

 дерзкие на язык, мы не побоялись ни исследовать зло,

 ни высказать его, а теперь выступает холодный пот

 на лбу. Я первый бледнею, трушу перед темной ночью,

 которая наступает; дрожь пробегает по коже при

мысли,что наши предсказания  сбываются так  скоро,

 что их совершение –  так неотразимо…

                                                                                        Прощай, отходящий мир, прощай, Европа.

А. Герцен, С  того берега.

I

Целью настоящей статьи является раскрытие существа либерального демократизма и указание на ложность его основной социальной теории. Мы будем рассматривать политические системы демократического парламентаризма и либерального демократизма попеременно, одновременно подвергая анализу его социальную теорию, являющуюся естественным основанием этих двух систем; затем мы коротко покажем эволюцию и теории и политических систем, доведя ее до наших дней.

***

            Политическая система либеральной демократии является такой, а не другой политической системой потому, что обусловливается  именно такой, а не иной социальной теорией. Система либеральной демократии, как, в свое время, и система демократического парламентаризма,2 основывается на теории общегражданского строя, которая, рассматривая развитие общественности с юридической т.зр., различает последовательно развивающиеся три порядка, или строя: родовой, сословный и общегражданский. Родовой строй, основанный на преобладании кровных союзов, определяющих не только гражданский, но и государственный строй, - находящиеся, оба, естественно, в зависимости от физиологических союзов, - родовой строй, разлагаясь, порождает строй сословный (которому точно так же соответствует известный государственный строй), основанный на преобладании организованного в касты или сословия – военное, жреческое и гражданское – частного интереса; при господстве этого частного интереса государство слабо, потому что подпадает под влияние гражданского общества или даже поглощается им. Из-за слабости государства в обществе является взаимное порабощение, которое, как говорит Чичерин, можно обозначить “общим названием крепостного права, которое составляет характеристическую принадлежность сословного порядка”3. Наконец, в общегражданском строе, увенчивающем историческое общественное развитие, “значение лица определяется уже не принадлежностью его к тем или другим частным союзам, физиологическим или группирующимся около известного интереса. Оно пользуется полнотой прав само по себе как разумно свободное существо; а т.к. в этом качестве все люди равны, то определяющие начала общегражданского порядка суть свобода и равенство”.4 Далее фон Штейне обосновывает это рассуждение диалектически, принимая в виде метода принцип Гегелевой триады***5:

“Родовой порядок, упрочивая внутреннее единство общества, ведет к полному подчинению внешних для него элементов: он основан на рабстве. Сословный порядок, напротив, ведет к внутреннему разобщению и к борьбе частных сил, результатом которой является подчинение слабейших сильнейшим: он держится крепостным правом. Наконец, в общегражданском строе всякое принудительное подчинение упраздняется; человек остается подчиненным владычествующему над ним целому, но в отношении к другим он является свободным лицем, по собственной воле вступающим во взаимные отношения и принимающим на себя известные обязанности. Юридическая свобода здесь равная для всех, все подчиняются одному и тому же закону. А т.к. личная свобода составляет коренное определение человека, как разумного существа, то порядок, основанный на свободном взаимодействии разумных существ, есть именно тот, который соответствует идее гражданского общества, как области частных отношений между людьми. Он представляет третью и высшую ступень в развитии общественной жизни. На 1-й ступени господствует единство, но единство физиологическое, данное природою, а потому не соответствующее духовному естеству человека и осужденное на распадение. На 2-й ступени происходит именно это распадение: различные интересы образуют каждый свой собственный организм, определяющий права лиц и препятствующий свободному их передвижению. Свобода человека заменяется сословной свободою и сословной зависимостью. Наконец, на 3-й ступени, с выделением политичекого союза, как целого, владычествующего над частным, восстановляется утраченное единство; но это единство уже не физиологическое, а духовное. Оно не поглощает лице, а господствует над ним,  оставляя ему в гражданской области собственную сферу деятельности, преграждая только насильственные захваты и приходя на помощь там, где этого требует общий интерес. Такое отношение единства к различиям составляет отличительную черту высшей ступени развития, которая состоит именно в сведении разнообразия к высшему единству при сохранении должной самостоятельности частей.   Такой порядок вполне отвечает идее обоих союзов, гражданского и государственного, а потому его следует признать окончательной формой общежития и прочным достоянием человечества. Из этого ясно, что ни о каком новом общественном строе, имеющем установиться в будущем, не может быть и речи”.6/7.

Таковы основополагающие положения теории общегражданского строя, и основания эти ложны8. Все рассуждение стоит на нелепости, - на ошибочном положении: именно, классификация общественных стадий произведена с юридической точки зрения. Это является причиной того, что анализу подвергаются не причины, а следствия. Юридический анализ не выявляет законов общественности, а потому и не может быть применяем для исследования общественного развития. Ложность теории видна из следующего. Рассмотрим чисто теоретически и согласно положениям Чичерина (которые он  излагает в той же, третьей, главе (обосновывая ими, как ему кажется, истинность теории общегражданского строя, и, соответственно закономерность построения государства демократического парламентаризма)) процесс превращения монархического сословного государства в государство демократического парламентаризма.

В сословных и монархических государствах, в тех из них, где существовало сословное представительство, это представительство составлялось из представителей основных общественных классов, “легитативным мышлением той эпохи объявленных сословиями”9. Это представительство – Генеральные штаты во Франции, Земские соборы в России, кортесы в Испании и отчасти райхстаги в Германии – призывалось выражать интересы социального строя и, будучи представленным в палате, являло, таким образом, собрание раздельных интересов, в то время как общий всем интерес государства был представлен монархом и его всех объединяющей и согласовывающей властью. “Но этот порядок становится неуместным в конституционном правлении, где представительство должно выражать не раздельные интересы сословий, а общий всем интерес государства”10. А такое представительство, по мысли теории общегражданского строя, может быть только общегражданским представительством, избираемым посредством общегражданских выборов через общегражданское голосование. Поэтому сословия упраздняются, государство “выделяется и образует свой собственный строй, который, в свою очередь, воздействует на гражданское общество, полагая предел господству частных сил и порабощению одних другими”11, и “этим выделением  политической области устанавливаются в гражданском порядке начала свободы и равенства”12,  и выделенное из общественного строя государство начинает связываться с социальным строем посредством партий, этих, по превосходному выражению Брайса, нервов государственного тела демократического парламентаризма. Итак, положим, что мы ввели общегражданский строй и основанное на нем государство демократического парламентаризма, пред тем упразднив сословное монархическое государство13. Однако, прежде чем продолжать, мы полагаем необходимым ввести определения класса, сословия и социальной группы. Класс – существующая в государстве большая социальная группа (по существу), участники которой объединены на одной, общей для них всех, разновидности труда. Сословием же является класс14, признанный государством и, тем самым, введенный в круг государственного строения, т.е., получивший соответствующие своей природе и своему значению для общества и государства обязанности и права. Сословие, лишенное этих прав и обязанностей, перестает быть сословием и возвращается в “первобытное” состояние класса. Помимо классов и сословий имеют свое существование так называемые социальные группы15, - объединения, в сравнении с классом, малочисленные (и иногда имеющие для государства второстепенное и третьестепенное значание); соц. группы могут составляться из представителей разных классов и разных социальных групп. Итак, sic! – мы вводим общегражданский строй и государство демократического парламентаризма. Суверенитет, - ранее принадлежащий монарху, - мы перенесем на народ, и народ станет Souverain. Мы уничтожим государственное значение сословий, - а следовательно, уничтожим всякие и все сословные отличия, различные преимущества и обязанности сословий, и всех подданных сделаем гражданами, наделив их всех, без различия вероисповедания, рода занятий и пола одинаковыми политическими и гражданскими правами. Мы уничтожим самый принцип сословного представительства и самое сословное представительство, - как в центре, так и на местах, - потому что с удалением особы монарха «общий всем интерес государства» долженствует выражать палатам, наполняемым отныне  общегражданским представительством и направляемым выражать уже не раздельные и часто противоположные (и в известном смысле чисто эгоистические) интересы сословий – т.е. интересы социального строя, - а «общий всем государственный интерес». Мы отделим государство (политический порядок)  от общества  (социальный строй)  и свяжем их посредством партий, которые явятся единственным средством поддержания связи государства с социальным строем, а значит  - и единственным средством узнавать требования социального строя и единственным же средством наполнять собственно органы государства – учреждения и организации политического порядка. Строй явится с необходимостью представительным. Выделение политической области положит предел «господству частных сил и порабощению одних другими» и, тем самым, установит «в гражданском порядке начала свободы и равенства». Сделано – и мы благословляем разум.

Однако, - что мы видим? Что означает упразднение сословий? Это означает только то, что сословие переходит в состояние класса, сохраняя те же самые интересы (теперь уже классовые интересы) и, - следовательно, - имея нужду в их представлении и защите – потому что удовлетворение классового интереса возможно только через его представление (как в центральном представительстве, так и в местном) непосредственно, - кровным участником этого класса. Но вытекающего отсюда социального представительства государство общегражданского строя не может позволить иначе, как путем образования соответствующих партий. Таким образом, к первоначальной задаче палат выражать «общий всем интерес государства» прибавляется задача представлять интересы классов и социальных групп16.Но эти две задачи исключают одна другую, и противоречие снимается только неспособностью палат выполнять обе функции. Если палаты состоят из выборных, прямая задача которых выражать  частные интересы классов и социальных групп, то ясно, что, в силу этого  своего частного духа, они совершенно не могут выражать общий всем интерес государства. Но палаты не могут представлять и частные, классовые интересы, и по двум причинам. Во-первых, politicians не могут и, - самое главное, -  не стремятся знать эти интересы, потому что партии имеют свое собственное существование и свои интересы, вовсе не тождественные интересам избирателей: на деле народ не имеет своего представительства, но имеет представителей партий, господствующих над ним посредством демократических учреждений, нужных не для проявления  пресловутой народной воли, - но – напротив,- необходимых для внушения этому народу некоторого подобия воли. Во-вторых, «сложные интересы социальных групп и слоев невозможно выразить арифметическим подсчетом голосов. Арифметическое представительство, если бы  оно даже было сделано идеально, нимало не выразит в государстве действительного соотношения интересов социального строя»17. С другой стороны, такое представительство не способно к выражению и «общего всем интереса государства», т.е. к роли интегрирующей. False-science  девятнадцатого столетия полагала, что «социальное равновесие» находится свободной борьбой самих социальных сил; современная лженаука придерживается той же т.зр., прибавляя, что в случае необходимости верховным судьею выступает государство. Но что такое это государство в системах демократического парламентаризма и либерального демократизма? Государством - выражаясь на жаргоне false-sciense, – здесь является институциональная подсистема политической системы, т.е. учреждения и организации государства, т.е., - просто говоря, -  учреждения «трех ветвей власти». Эта институциональная подсистема отделена от «общества». Это empty state и может существовать только в воображении. Empty state начинает наполняться, и мы видим начальный период действования этой государственности - наполнение институциональной подсистемы, -  чем?  Здесь нет места рассматривать все организации как первого, так и второго типа; но если мы предположим, что палату разделят три политические партии и коалиционное правительство будет действительно правительством  (это, конечно, невозможно), - то, - отвечая на вопрос: что такое государство? – мы получим ответ: государство есть представители трех политических партий.. Палаты призваны выражать «общий всем интерес государства» и интересы представляемых ими классов и социальных групп, - и только в случае, если они выразят оба этих предъявляемых к ним требования,  они могут выступать силой интегрирующей. Интергрирующий орган  должен отвечать двум требованиям: во-первых, он должен стоять выше сил социального строя и их противодействия и взаимной борьбы, но в то же время одинаково всех их поддерживать  в их законных устремлениях и подавлять «все эгоистическое, вредящее целому обществу»18, а во-вторых, должен иметь средства знать интересы социального строя: для этого государство – которое представляет такой орган – должно быть  тесно связано с социальным строем и должно охватывать его силы и интересы. Будем благосклонны и предположим, что три эти партии представляют интересы трех общественных классов и десяти социальных групп. Но в государстве как minimum в пять раз более классов и социальных групп: следовательно, интересы 4/5 социального строя в палате не представлены. Во-вторых, несколько странно было бы предположить, что представители трех этих политических партий в силу самого своего положения будут стоять выше противодействия и борьбы социальных сил и «сдерживать все эгоистическое, вредящее целому обществу»: палата выражает интересы классов и социальных групп и потому принуждается  и обязана представлять и исполнять требования этих классов, - а значит, интерес государства здесь будет интересом нескольких классов. Впрочем, даже если предположить, что представительство сделано идеально и все слои, классы и социальные группы представлены в палате, то и это не решит проблемы создать интегрирующую власть, а значит, обеспечить и выражение общегосударственного интереса, - потому что «от того, что представители разнородных «партийных» интересов собраны в одной комнате, они вовсе не делаются представителями интереса общенационального»19. Видно, что даже в теории общегражданское представительство  совершенно неудовлетворительно; обратившись же к практике, мы увидим, что оно неспособно удовлетворить даже и интересы социального строя, - потому что это партийное представительство, потому что единственным связывающим звеном  между государством  и социальным строем в системе как парламентаризма, так и либерального демократизма являются партии, - наоборот, разделяющие государство и народ и народ и верховную власть и встающие между социальным строем и государством совершенно так же, как бюрократия в последние десятилетия монархий становилась между монархами и народами, перехватывая на себя выражение Верховной воли точно так, как господствующий политиканский слой перехватывает выражение верховной воли народа, - и это представительство выражает интересы только двух классов – политиканов и крупнейшей и монополистической буржуазии, в «развитых странах» давно уже слившихся и являющих, - вместе с классом чиновной бюрократии, - единый правящий и господствующий класс. «Слой политиканов, имеющий функцией обнаружение и формирование т.н. «народной воли» для управления государством,  а также посредством своих различных партий связывать социальный строй с политикой, есть необходимое орудие демократического государства»20. Этот политический класс  является в двух разбираемых системах с необходимостью, и без него такое государство умирает, потому что по невозможности прямой демократии21 класс politicians является здесь передаточной властью.

            Следствием этого превосходного порядка явилось то, что государство, не будучи в силах интегрировать общественные силы естественным путем удовлетворения интересов социального строя, стало принуждено действовать мерами по преимуществу полицейски-принудительными и все время расширять сферу мелочной бюрократической опеки. Естественным последствием этого явилось сильнейшее умножение числа охранительных учреждений (внутренней полиции, так назыв. специальных служб – этих отвратительных собак буржуазии, и  служб налоговых и таможенных) и расширение прав их (последствием чего есть постоянное и все более сильное ограничение прав гражданских) и расширение до чудовищных размеров бюрократического аппарата, - и этот факт один должен поразить воображение поклонника дкмократического государства и один же опрокидывает  теорию общегражданского строя и все теории буржуазного государства – потому что по меньшей мере странно было бы думать, что столь великое множество sleuthes, полицейских и крючков призвано было для того, чтобы проявилась свобода, - свобода, взывая к которой и создавалось это государство.

В приведенном ниже рассуждении Тихомирова содержится четыре верные мысли (истинность их подтверждена практикою):

«вся неудачность нового государства общегражданского строя проистекла именно из идеи отделить политический строй от социального. По самой природе общественности государство должно воздвигаться на социальном строе. Иначе оно неизбежно будет поработителем нации, какие бы «либеральные» формы мы ему ни придавали. По закону общественности каждый человек живет не изолированно, а в системе групп,  с которыми связан многоразличными интересами. Один человек жить не может и не хочет. Хотя пребывание в социальной группе естественно связывает произвол человека, но зато дает ему и силу… Если бы мы строили государство не на социальном строе, то мы бы поставили над этими самостоятельными организациями и группами людей такую страшную силу, которая их неизбежно подавила бы и разрушила***… Какие бы мы ни давали права всенародному множеству граждан, оторванных друг от друга и в виде ничтожных пылинок охваченных       организацией всесильного государства, они имеют только право участвовать в организации власти22 да еще право требования от государства совершения тех или иных дел. Но если даже предположить, что государство действительно будет исполнять эти требования, то все-таки творчество нации будет совершаться не ею, а властями»23.

 В третьей части мы покажем последствия этого выделения политического строя.

II

            Упразднение государственного значения сословий, - а значит, и различных сословных преимуществ, - разумеется, совсем не означало того, что общество перестало расслаиваться, как не означает и теперь: совершенно напротив. Действительное состояние современного общества представляет нам картину такого расслоения, которае, в сравнении с картиной, являемой средними веками и даже Новым временем, кажется взятой из другого мира. Расслоение стало чудовищным; кроме того, совершенно не видно эгалитивной потенциарности и нивелирующего сужения природных общественных устремлений, - опять-таки: наоборот. “Общественный процесс идет не к однослойности. Совершенно напротив… На самом деле нации ныне расслоены гораздо сильнее, нежели прежде, и имеют вид “единого” только потому, что государство перестало принимать во внимание существующее расслоение, увлеченное демократической идеей однослойной “общегражданственности”24. Идея бессословности в в обществе, которое расслаивается все сильнее и сильнее, есть одна из опаснейших для строя идей  и есть идея регрессивная, идея, противная всякому развитию и это уж, конечно, идея не просвещения, а  обскурантская.  Представительство в странах либеральной демократии – общегражданское, формируемое политическими партиями и в котором народ – социальный строй – не имеет своего представительства, - а значит, не имеет удовлетворения своих кровных интересов и нужд. Современная false-sciens, признавая, - как мы уже говорили, (т.е. “признавая” этот факт как  “одну из т.зр. современной науки”, - что вообще служит одним из излюбленнейших приемов false-sciens: всюду, где есть instabilis terrus, - ссылаться на “множество” (разумеется, взаимоисключающих) “различных точек зрения” и – конечно! – воспаряя над ними, “примиряя” и “согласуя”, привести все к возлюбленному, - такому прекрасному, - golden mean), что основной единицей общественности в ее отношении к государству является социальная группа, признавая, - далее, - что огромное большинство  социальных групп в современном государстве либерального демократизма не имеют возможности представлять и – следовательно - получать удовлетворение своих интересов и нужд, - и совершенно верно указывая на причину этой невозможности представления ими о своих насущных нуждах – именно,  на отсутствие средств действия (денег) – признает, что это дурно, - и дурно бесспорно,- и разрешает этот вопрос совершенно так, как разрешал вопрос о пригодности общегражданского строя Чичерин, - способом, который можно назвать вполне апелляцией к категорическому императиву Колупаевых, Разуваевых и Bull`ей (исключая, разумеется, не нуждающееся в таком представлении кристально чистое семитическое племя); подспудно, впрочем, делается вывод, что melior est conditio possidentis. Однако, строй не спасется и социальным представительством, потому что самоуправление “общественных групп, местных, корпоративных и т.д…. совершенно невозможно при “выделении политической области из социальной”25: примером тому служит институт передней. Нелепое государство либерального демократизма, - это жалкое создание тупоумного сословия, -  становится с каждым днем все суше, все бездушнее, - оно неудержимо идет к тоталитаризму и стоит уже на самой черте, отделяющей  его от того дня, когда государственым режимом в нем будет тоталитарный режим – и полный и законченный тоталитарный режим, являющийся следствием ложной социальной теории и, как  следствие, извращенной политической системы. Это государство есть отрицание естественного и здорового порядка и в социальном строе, и в политическом, и поэтому оно не может действовать положительно, - потому что действовать положительно в его случае значит отрицать самое себя. Оно есть отрицание идеи государства. Поэтому оно не имеет права на существование и должно быть уничтожено.

           Г-н Назаров в №№1 или 2-м “Имп. курьера” очень точно подметил этот факт. Действительно, в 2001 г. все  развитые республики третьего сословия резко и стремительно начали перерождаться в, как их назвал г. Назаров, тоталитарные республики (“тоталитарные демократии”).  Видно, что здесь противоречие в определении26. Ошибка г. Назарова в том, что все современные республики развитого либерального демократизма не являются и никогда не являлись республиками демократическими. Докажем это.

            Суверенитет бывает фактический и юридический. Фактический суверенитет, или самодержавие, представляет собою действительное могущество и указывает на действительную принадлежность Верховной власти лицу, группе лиц или народу. Суверенитет юридический, как явствует из его определения, находится из определений действующего права. Далее, принципов Верховной власти три: Верховная власть всегда принадлежит лицу, группе лиц или всему народу. При этом Верховная власть не разделяется сама в себе, и разделение происходит только в сфере управительных властей. Для классификации политических форм воспользуемся классификацией Аристотеля, поскольку до сих пор “анализ политических писателей со времен Аристотеля не открывает ничего нового, кроме их” и “попытки изменения Аристотелевой классификации каждый раз оказыватся произвольными, подсказанными какой-л. практической тенденцией”27. Классификация эта такова:

1.      Монархия:       а) с нераздельными органами управления (по                                                разделению властей);

                               б) с раздельными органами.

2. Аристократия:   а) с нераздельными органами;

                                б) с раздельными органами.

3. Демократия28:       а) с нераздельными органами;

                                 б) с раздельными органами.

Эти три основных формы могут быть правомерными (когда имеют в виду благо государства) или извращенными (когда имеют в виду благо правителя): портясь (corruption), монархия извращается в тираннию, аристократия – в олигархию и демократия – в охлократию; порядок перехода форм в отрицательные не всегда таков. Возвращаясь к предмету, мы можем установить следующее. Как общеизвестный и твердый факт, факт, установленный в науке еще в начале XIX столетия и постоянно подтверждаемый вплоть до наших дней, мы знаем,  что фактическое могущество во всех современных  республиках  либерального демократизма и парламентаристских всегда принадлежит некоторому весьма немногочисленному правящему меньшинству. Следовательно, форма правления в этих республиках не есть демократическая. Далее, невозможно  сказать, что правление в этих республиках имеет в виду благо государства (а значит, и  благо народа, населяющего это государство); следовательно, эта форма явяляется извращенной формой. Далее, как мы указали выше, порядок форм не всегда таков;  действительно: в рассматриваемых государствах никогда не было демократии: там был парламентаризм, но не народоправство, т.е. собственно демократия.

Перед нами олигархическая республика с раздельными органами управления (по разделению властей), где юридический суверенитет (верховенство) принадлежит народу, а фактический, - самодержавие, действительное могущество, фактическая сила, - некоторому правящему меньшинству29. Нам могут возразить, что эти республики потому не могут быть олигархическими, что состав правящего класса время от времени меняется. Да в том-то и дело: меняется время от времени только состав политического класса,  состоящего из представителей  чиновной бюрократии, профессиональных politicians и  крупной и крупнейшей буржуазии, но, выходя из этого политического класса и становясь опять участником своего, - представители этих классов остаются тем не менее в слое правящем.

Однако, если Верховная власть в современных республиках принадлежит некоторому «крошечному меньшинству», то естественно является вопрос: чем это правящее и, - в сущности, - постоянно правящее меньшинство хуже меньшинства, правящего в монархиях и аристократических республиках? – Это отвратительное «меньшинство» бесконечно хуже и ниже: вонючие, тупые буржуа, - лавочники; ростовщики; масоны – с их трехсотлетней давности умственным провинциализмом; жиды, - все это – двести лет грабящее и ненасытимое, политиканствующее, все - лгущее, отвратительно низкое и гадкое, - это все -  как, равно, и их «государственность», созданная ими  и для себя – не может  и не имеет права на существование и должно быть уничтожено – и все это будет уничтожено, и разрушение этого pseudo-государства есть первая и самая настоятельная задача русского монархизма.

III

Наконец, мы рассмотрим последствия выделения государства из общества, потому что, действительно, - «вся неудачность нового государства общегражданского строя проистекла именно из идеи отделить политический строй от социального”. Мы подвергнем анализу гл. обр. государство демократического парламентаризма, однако, т.к. теория общегражданского строя остается официальной и действующей теорией во всех «демократически устроенных государствах», большинство перечисленных ниже последствий отделения государства относятся и к строю либеральной демократии. Последствия эти таковы:                

1.      Единственным учреждением, связывающим государство с социальным строем, являются теперь политические партии, не объединяющие народ с государством, но, - наоборот, - разделяющие государство и народ и народ и верховную власть и становящиеся между государственным механизмом и социальным строем. Силу партий составляют профессиональные политиканы; захватив государство, они становятся господами нации. «В политическом отношении партийное владычество профессиональных политиканов составляет классовую узурпацию народной власти»30. Социальный интерес при узурпации Верховной власти этим классом  до государства почти не доходит, и поэтому представительство в системах демократического парламентаризма всегда выражает интересы двух-трех господствующих классов, интересы же всего почти социального строя не получают удовлетворения.

2.      Постоянное умножение числа охранительных учреждений и их участников (sleuthes, т.е. так назыв. «специальных служб», и внутренней полиции).

3.      Вследствие отсутствия регуляции классов и социальных групп - доведение до крайней степени социальной борьбы с естественным владычеством победившего класса, а т.к. государство, выделенное в отдельную силу, препятствует этому владычеству, то со стороны борющихся классов является стремление захватить государство (посредством партийного анабасиса) и превратить его в классовое государство; поэтому следствием этого является , - впервые в мировой истории, -

4.      Явление классового государства, управляемого через диктатуру победившего в партийной борьбе и взявшего и удерживающего власть (фактический суверенитет) класса.

5.      Свобода бесконечного расслоения общества и образование в нем каких угодно групп, в т.ч. прямо враждебных государству.

6.      Чрезвычайное умножение количества бюрократических учреждений и необычайное увеличение чиновничества.

7.      Постоянное и всемерное и прогрессирующее увеличение бюрократической опеки и, как следствие этого, устранение самостоятельности наций и захват всех общественных функций государством. Последствия этого плачевны, и важнейшим из является умирание понятия настоящей свободы в индивидууме и умирание его же самостоятельности и способности к самодеятельности.

Очевидно, что уже государство демократического парламентаризма стояло на пути, следуя по которому, оно рано или поздно  превратится в  государство деспотическое и тоталитарное, и ясно, что такое государство не может – даже если бы и захотело, - сойти с этого пути, - потому что сойти с него - значит превратиться в свое отрицание, т.е. сделаться другим государством.

Первая Мировая война в огромной степени способствует этому процессу и  необыкновенно ускоряет его; главнейшие черты его за 4 годы войны следующие. Во-первых, является милитаризация государственного управления и, - в некоторых республиках, - всего право-государственного уклада и преобладание в общегосударственной и общеполитической сфере военного управления – с одн. стор., и с другой, - как естественное следствие этого процесса – сокращение роли парламентарных и конституционных институтов. Во-вторых, завершается становление института так назыв. делегированного законодательства. В-третьих, вводится ограничение так назыв. политических прав и гражданских свобод, вводится военная цензура, распространившая свою деятельность не только на чисто военные, но и на политические вопросы, вплоть до запрета любой критики правительства; вводится ограничение свободы передвижения, запрещаются митинги и собрания (конечно, не относящиеся до интересов правительств) и запрещается создание любых, относимых к «опасным», организаций и корпораций и любая, полагаемая «опасной», общественная деятельность. В-четвертых, значительно возрастает уровень вмешательства государственных институтов в экономические отношения, вплоть до перехода к прямой распределительной системе.

В двадцатилетие между двумя мировыми войнами демократический парламентаризм в Европе почти повсеместно умирает, - с тем, чтобы после в2-й мировой войны возродиться в виде демократизма либерального. «Парламентарные методы управления привели к полному политическому, экономическому и моральному маразму почти все страны Европы, и мир стремится к авторитарному правительству… Отринув определенность монархии, Ύ человечества пошли искать определенности в диктатуре – и, вместо хлеба, получили камень»31. Из числа так назыв. «великих держав» в Европе остается всего 3 олигархические республики: Веймарская Германия (впрочем, лишь отчасти олигархическая республика), Англия и Франция. В Португалии, Германии (с 1933), Италии (с 1922), Румынии, Болгарии, Польше, большевистской России, Венгрии, Испании, Южно-Африканском Союзе, гоминьдановском Китае, Японии и тех или иных государствах Латинской Америки устанавливаются военные, партийные или классовые диктатуры. В олигархических республиках в это время еще более усиливается правительство, изменяется самый принцип его ответственности, происходит всемерное усиление исполнительной власти вообще, вплоть до вмешательства ее в дела судебного ведомства; помимо присвоения правительством полномочий делегированного законодательства оно присвояет себе полномочия законодательной инициативы, - и как первое, так и второе признается чем-то естественным и едва ли не единственно разумным. С другой стороны, происходит окончательное падение роли палат и, вообще, самой идеи верховенства законодательной власти, и верховенство палат над судебными и административными учреждениями на протяжении XX столетия не выказывается ни разу, кроме нескольких совершенно незначительных случаев, которые лишь подтверждают этот факт совершенного падения палат. Другой характеристичнейшей особенностью этого двадцатилетия является укоренение монополий в государственном аппарате республик, сращение их с этим аппаратом и все все возрастающее влияние мощных промышленных и финансовых группировок на политику правительств.

После второй мировой войны и падения большинства диктатур все вышеперечисленные тенденции в олигархических республиках необыкновенно усиливаются.

В начале XXI столетия мещанские, - так назыв., - элитические теории приобретают почти официальный статус; понимание демократии как народовластия окончательно отбрасывается и насаждается понимание демократии как правления избранного меньшинства. Отодвигается  понятие народного суверенитета и видны сильные тенденции переместить юридический суверенитет и наложить его на фактический. Признается открыто, что народ не имеет и не может иметь никакой воли  в делах управления. Власть в делах управления и важнейшие вопросы законодательства полностью переходят к правительствам и эти последние, вместе с их институтами, необычайно усиливаются, как усиливается в некоторых республиках власть президента, - по признанию некоторых юристов, несравненно  большая  по сравнению с властью монархов. В начале 90-х гг. самораскрывается один из важнейших институтов политической системы либерального демократизма, еще один раз подтверждая истинную сущность и назначение всей системы: мы имеем в виду так назыв. «кризис партийной идентичности», начавшийся в 1993 г. в США и перекинувшийся оттуда в след. году в олигархические республики Европы. Существо этого явления состоит в том, что «вдруг» «обнаружилось», что партии республиканская и демократическая в США имеют по существу одинаковые политические программы. Обсыпается мишура, скрывавшая настоящие задачи этих учреждений, и выступает их сущность: служить рычагами господствования  политического и, вообще, властвующего класса («Служить механизмами рекрутирования элит», - так выражается современная false-science).

Почти везде в мире в начале XXI века политические партии теряют то значение, какое они имели во все время существования олигархического государства, оставаясь рычагами преемственности правящих буржуазных классов.

В XX веке являются международные межправительственные и неправительственные организации, делающиеся органами, организующими и консолидирующими становящийся международный правящий класс и одновременно центрами, кореллирующими деятельность лож, органов всемирной сионистской организации, еврейских тайных обществ и международных монополий и в то же время выступающие орудиями влияния всех их,  обладающих действительной силой, участников на мировую политику.

«Теоретиками» буржузного «права» предпринимаются попытки указать на  так наз. «право наций на самоопределение» (являющееся одним из основных принципов современного международного права) как на фикцию; точно такие же попытки являются и по отношению понятия государственного суверенитета32; Соед. Штаты Америки первыми воплощают эти теории  в жизнь.

Осуществляется старая холопская мечта, и Европа, - уже навсегда, - падает в болото всесмешения и разложения: она делается соединенными штатами Европы.33. 

Все вышеуказанные черты современных олигархических республик, как, равно, и тенденции в их развитии, особенно в последние пять лет, подтверждают верность того, на что указал Л. Тихомиров в 1897 году: «…это новое общество живет и держится только потому, что не осуществляет своих иллюзорных основ, а действует вопреки им и в новой форме воспроизводит лишь основы старого общества»34. С этим положением согласуется и его подтверждает утверждение Маркса, что «…в странах старой цивилизации с высоким развитием классов, с современными условиями производства и с духовным самосознанием, разложившим в вековой работе все унаследованные идеи, …в таких странах республика является  вообще только политической формой, революционизирующей буржуазное общество, а не охранительной формой жизни этого общества"35, которое, в свою очередь, подтверждает   положение Чичерина, что демократическая эгалитарная республика как политическая форма есть форма временная в историческом развитии государственности. Отсюда видно основное противоречие современного олигархического государства, которое состоит в том, что, в то время как общество, - гражданский порядок, - движется, опираясь на старые основы существования общественности (законы природные, органические), - политический порядок остается только временным порядком, порядком, когда-то «революционизировавшим буржуазное общество».  Причина неизменности политического порядка кроется в стремлении правящих буржуазных классов  создать иллюзию у массы и убеждение ее в том, что настоящий строй является строем демократическим – а следовательно, сохранить иллюзии массы касательно того, что истинную свободу, народоправство и всякую справедливость и любое право дает только этот строй, иллюзии, сопровождавшие его рождение, и добиться поддержания строя этой массой, - в то время как этот строй является только диктатурой капитала.

      Форма такого государства не соответствует его содержанию, и, в то время как содержание является органическим и естественным и все время развивающимся,  - пусть искаженно - форма его есть форма неестественная, и поэтому такое государство обречено не на развитие, а на постоянную борьбу содержания с формой и – наоборот и как следствие – противодействие государства этой форме: следствием этого явится победа или одного, или другого, формы или содержания, государства или общества. Победа содержания означает революцию и возможна только через нее; победа формы – окончательное превращение этих государств в тоталитарные и деспотические, - что мы видим в настоящий исторический момент, - и в конечном счете тоже означает революцию, потому что ведет к революции.

      Мы говорили о  том, что строй держится только тем, что в новой форме (революционной) воспроизводит основы старого общества. Однако, он воспроизводит их в перевернутом, т.е. отрицательном, виде. Правящий слой и господствующие классы этого общества нельзя назвать элитой, - вкладывая в это понятие тот смысл, какой дает ему современная буржуазия («лучшие люди»): совершенно напротив; это грязь, подонки, а в лучшем случае – тупые и ограниченные мещане, правление которых дало наконец ответ на вопрос: «Qu`est que la tiers etat?».

      Здесь мы дадим полное определение современных развитых государств либерального демократизма. – Они представляют собою олигархические республики с раздельными органами управления по разделению властей, с тоталитарным режимом (диктатуры капитала), где правящими классами являются три класса, - крупнейшей и монополистической буржуазии, сословия политиканов и чиновной бюрократии, составляющих единый правящий и господствующий класс, средствами национальной организации которого являются государственные институты, ложи и еврейские общества, а международной – ложи, еврейские организации и международные межправительственные и неправительственные институты и наднациональные палаты и правительства; средствами диктатуры этого класса является экономическое принуждение, внутренняя и внешняя полиция, внутреннее и международное войско, внутренние и внешние sleuthes и средства массовой информации.

 Это определение относится и к России, и ясно, что такое «государство» не может иметь и не имеет право на существование и Carthago delenda est.

********